117. Оксман — Азадовскому
<Саратов. 22 июня 1953>1
Дорогой Марк Константинович,
отвечаю и на большое ваше письмо, и на добавление к нему от 17/VI. Прежде всего должен признаться,
что в Ленинград я не собираюсь этим летом — просто не стоит
отнимать от настоящего отдыха «судьбой отсчитанные дни»2.
Разумеется, если бы
не было чудесной дачи в Подрезкове (у самого озера, в роскошном саду, среди цветущих роз*), то
охотно приехал бы проветриться в Ленинград.
Но сейчас меня не пугают даже угрозы Мих<аила>
Пав<ловича> заехать за мною в
Москву — все равно не поеду. Чувствую я себя все лучше и лучше — то ли уколы помогают, то ли свобода от
лекций и отсутствие конкретных
неприятностей, но я стал возвращаться к жизни. Это еще не значит, что я стал
работоспособен, — не только не написал за 7 месяцев ни одной строчки, но даже написанные примеч<ания>
к неизд<анным> письмам Раевского3
не могу взять в руки — так и лежат они без вступит<ельной> статьи и «немашинизированные». Но читаю кое-что — продукцию Пушкин<ского> Дома,
журналы, кое-что о Наполеоне (очень актуально!).
Находка Березиной меня даже взволновала — за мной старый долг — Пушкин, Гоголь и
Белинский в «Современнике»
Записок», но не успел, т. е, так и не смог себя заставить сесть за стол.
Зато строчу
отзывы на диссертации
— о чем и о ком угодно. Вашей неохоте влезть в Чернышевского —
сочувствую. Мне рассказывал Потявин о своем визите к вам (он
был в Саратове проездом) - он восхищен вами и уверяет, что таких
замечательных ученых никогда не видел. Это не помешало ему, конечно, оставить и в диссертации, и в автореферате хамские строчки, несмотря на то, что я очень стыдил его за них. Кстати сказать, он самовольно
поставил мое имя как руководителя
на диссертации, которой я не читал. Те же материалы и главы, которые он
мне приносил, кот<оры>е я ему правил, он использовал лишь в самой небольшой части, пересыпав
зато работу всякой ерундой и благоглупостями. Все это характерно для нашей смены. Он еще не из самых худших.
Вы придаете
слишком большое значение статье о литературоведении5. Ее уже все забыли. Но наука наша признается — и бред
Фадеева никто не вспоминает6. Я имею в виду проспект «Очерков по истории
русского литературоведения»7. Видали? В основном — жеванное папье-маше, вызывающее рвоту и колики. Но для начала пусть сделают хоть этот
морковный кофе8. Будет печка, ОТ которой начнут учиться
плясать хоть Онуфриевы. Все-таки какая-то научная перспектива, а не просто
револ<юционные> демократы + каприйские лекции9 и схемы секретарей Фадеева.
Все, что вы говорите о своих издат<ельских> планах и лит<ературных> проектах — очень горько читать. Но я понимаю, что все это нисколько не преувеличено. И тем хуже, что это не сверху, а снизу, ибо на верхах люди
меняются, а низовой мрази имя легион,
Будьте здоровы, а все прочее приложится.
Сердечный привет Лидии Владимировне.
Ваш Ю. О.
* Ант<онина> Петровна в Подрезкове уже три
недели.
1 Датируется согласно помете Оксмана на
конверте письма Азадовского от 17 июня (№
115): «Отв<етил> 22/VI».
330
2 См. примеч. 6 к
письму 109.
3 См. примеч. 14 к
письму 97.
4 Работа на эту тему Оксманом не была написана. Ср.
примеч. 12 к письму 25 и примеч. 5 к
письму 71.
6 См. примеч. 7 к
письму 115.
7 См.: Очерки по истории рус.
литературоведения. Проспект. Для обсуждения / Отв. ред. А. М. Еголин. М., 1953.
8 Выражение из стихотворения Маяковского
«Юбилейное» (1924), относящееся к
поэзии А. И. Безыменского.
9 Имеются в виду
лекции по истории рус. лит-ры
XIX и XX вв., прочитанные М. Горьким для слушателей партийной
школы на Капри в августе-ноябре