50. Оксман Азадовскому

<Саратов> 15 мая < 1951 >

Дорогой Марк Константинович, от всей души поздравляю вас с возвращением к жизни, т. е. к работе, без чего, конечно, для нашего брата никакой жизни быть не может. Письма С<оломона> А<брамовича> держат меня всегда в курсе ваших «дней и дел», а потому и письмо ваше не явилось неожиданностью. Вы у себя, на Казанской1, кипите в котле забот, планов, опасений и надежд, а это и есть самый верный показа­тель физического благополучия. Даже недоверие к 7-му десятку мне очень нравится (я же не принял еще не только 6-го, но и в 5-м сомневаюсь!). Хоте­лось бы обо всем этом и не этом потолковать устно, но сейчас я не совсем уверен в том, что удастся мне побывать летом в Ленинграде. Проэктировал даже два выезда к славным Невским берегам, а охота прошла и на один сеанс.

Не думайте, что на Пушкинскую конференцию Я рвался только для того, чтобы поражать своими «достижениями» в области нового понимания поли­тической лирики 10-х годов или отношения Пушкина к декабристам. Мне больше всего хотелось всерьез поговорить В кулуарах 0 восстановлении пуш­киноведческого центра исслед<овательской> работы, провести в жизнь хоть какой-нибудь план больших работ за общей ответственностью, вырвать «Пушк<инскую> энциклопедию»2 из лап безграмотных кустарей вроде Мей­лаха и нигилистов вроде Б. В. Томашевского (очень большой ученый, но циник и импрессионист). Печальный опыт «Летописи жизни Пушкина»3рвал на себе последние остатки волос, перебирая в феврале в Москве чистые листы этой книги) говорит о том, что единоличное руководство работами справочно-энциклопедически-источниковедческого порядка отжило свой век! Надеялся я и на возрождение «Временника» под эгидой М. П. Алексеева4 (пусть «вкупе и влюбе» с Мейлахом). Но на нет — и суда нет!

Ваше сообщение о мемуарных записях В. Ф. Раевского меня наполнило радостными чувствами не только оттого, что эти записи нашлись, но и потому, что с меня снимается ответственность за гибель в моей ленинградской кварти-

173


ре Щеголевской копии фрагментов записок Раевского, частично использо­ванных им в его книжке5. Один экземпляр погиб в Госполитиздате (куда сдан был из Общ<ества> Политкаторжан третий том «Воспом<инаний> и рас­ск<азов> декабристов»), а другой (самый оригинал) — в моей квартире в пору блокады6. Как было бы хорошо, если бы вы поспели с этим вкладом в «Ли-тер<атурное> Наследство»! Ко мне приезжала, кстати сказать, с материалами Рылеевского архива К. П. Богаевская. Консультацию я охотно дал, но все эти материалы нуждаются в самом пристальном изучении, а не в той легковесной препарации, которую им дают москвичи. Сборник Инст<итута> Истории7 бес­конечно задерживается — и я в отчаянии, что связался с ним, а не с «Лит<ера-турным> Нас<ледством>». Последние три месяца я был занят сверх всяких сил, а потому ничего не писал. Сейчас пробую хоть что-ниб<удь> сделать из самого неотложного. Для меня это важнее конференции.

Месяца через два рассчитываю прислать вам свою работу о «Письме Бел<инского> к Гоголю», кот<орая> печатается в Саратов<ских> Учен<ых> Записках, где лежит с 1948 г.8. Кое-что я дополнил и уточнил в корректуре, но не знаю, как мне ссылаться на «Лит<ературное> Насл<едство>»9, где помещен неисправный первый вариант текстологических частей исследования (доклад

в Инст<итуте> Истории).

Мои саратовские дела в самом неопределенном положении10. Сердечный привет Лидии Владимировне и вам от нас обоих. Будьте здоровы и благополучны!

Ваш Ю. Оксман

1 Старое (до 1923 г.) название ул. Плеханова, где жили Азадовские.

2 Коллективный труд, начатый в ПД под руководством Б. С. Мейлаха; издание предполагалось в трех томах (до настоящего времени не выпущено ни одно­го). См.: Мейлах Б. С. Задачи и принципы создания «Пушкинской Энцикло­педии» // РЛ. 1974. № 2. С. 32—43. Об аналогичном коллективном (с участием Оксмана) проекте 1930-х гг. см.: Из истории справочных пушкинских изда­ний / Публ. И. С. Чистовой // Пушкин. Исследования и материалы. Л., 1991. Т. XIV. С. 278-292.

3 См. примеч. 3—5 к письму 48.

4 Имеется в виду «Временник Пушкинской комиссии», издававшийся в 1936—1941 гг. (вышло 6 томов; первые два — под ред. Ю. Г. Оксмана). Издание возобновлено в 1962 г. под ред. М. П. Алексеева (последний, 27-й выпуск — в 1996 г.).

5 Речь идет о кн.: Щеголев П. Е. Первый декабрист Владимир Раевский. Из истории общественных движений в России в первой четверти XIX века. СПб., 1905 (2-е изд. — 1907). В доработанном виде вошло в сб. статей П. Е. Щеголе­ва «Исторические этюды» (СПб., 1913) и, наконец, — в его кн. «Декабристы» (М; Л., 1926).

6 Ср. примеч. 14 к письму 10.

7 См. примеч. 9 к письму 37.

8 См. примеч. 2 к письму 3.

9 Оксман вышел из этого затруднительного положения посредством следую­щей формулировки: «Установленный нами критический текст письма Белин-

174


ского к Гоголю со сводом и оценкой важнейших вариантов, характеризую­щих отступления от утраченного оригинала, положен был, с нашего разреше­ния, в основание новейшей публикации этого документа («Литературное На­следство», т. 56, М., 1950)» (Уч. зап. Саратовского гос. ун-та. Т. XXXI. С. 111).

10 Еще в конце 1950 г. Оксман писал С. А. Рейсеру: «1950 год был для нас в Саратове очень тяжелым годом, почти без передышек (если не считать лета). <...> Никогда я не ощущал так явственно своего безнадежного тягостного академического положения, как в последние месяцы» (РГАЛИ. Ф. 2835. Оп. 1. Ед. хр. 410. Л. 33 об.). 25 февраля 1951 г. Оксман признавался К. П. Богаев­ской, что его «основным ощущением» в Саратове стало «самочувствие трави­мого зверя». И далее: «С такими ощущениями жить не трудно, а просто не­возможно. Никогда я не падал духом, а в Саратове становлюсь нытиком и пессимистом» (Богаевская К. П. Возвращение. С. 106). Ср. также письмо 40.